(20.4/2.5.1856-5.2.1919) — философ. Родился в многодетной православной семье уездного чиновника, вышедшего из священнического рода. Оставшись без кормильца (1861), семья переехала в Кострому, родину матери писателя, где пережила материальные лишения, граничившие с нищетой («Я вышел из мерзости запустения…»). После смерти матери (1870) Розанова взял под свою опеку старший брат учитель Николай Васильевич. Среднее образование получил в классических гимназиях Костромы (1868-70), Симбирска (1870-72) и Нижнего-Новгорода (1872-78).
Гимназический курс закончил посредственно, из-за неуспеваемости повторно проходил 2 и 8 классы. Однако наряду с этим Розанов увлекался самообразованием. Он штудировал курсы естественных и гуманитарных наук и делал попытки классифицировать свои знания. Для этого уже с 5 класса он составлял обширные хронологические таблицы, в которые помещал материалы разысканных знаний. «Меня занимала мысль уложить в хронологические данные все море человеческой мысли, преимущественнее, чем искусства и литературы, — дав параллельно даты только важнейших политических событий. Вообще история наук, история ума человека всегда мне представлялась самым великолепным зрелищем» (РГАЛИ, ф. 419, оп. 1, ед. хр. 224, л. 213).
Пафос высокого и напряженного труда над освоением мировой культуры в гимназической биографии Розанова соответствовал общественным настроениям 1860-1870-х гг., истинным сыном которого он был. Духовным отцом Розанова был Белинский, «Литературные мечтания» которого были первой книжкой, открывшей «духовную родину» второкласснику Розанову. Он также читал Писарева, Добролюбова, менее — Чернышевского. Большое влияние на формирование мировоззрения Розанова в гимназический период оказали западноевропейские мыслители: Милль, Фохт, Бокль, Дрэпер и др. Эмпиризм и позитивизм, которые привили эти философы юному Розанову, ощущались на всем его творческом пути, несмотря на отчаянную борьбу с ним.
Высшее образование Розанов получил в Императорском Московском университете, где он прослушал на историко-филологическом факультете в 1878-82 гг. курс, закончив его со степенью кандидата, выказав отличные успехи. За время учебы в университете он написал несколько научных студенческих работ: историческую — «Карл V, его личность и отношение к главным вопросам времени» (проф. В.И. Герье отметил ее высшей оценкой — «весьма удовлетворительно»); по логике — «Основание поведения» (получил премию Н.В. Исакова). Известно также, что он был стипендиатом А.С. Хомякова, однако тема сочинения не известна.
По окончании университета профессор Герье предлагал Розанову остаться на кафедре для написания диссертации и защиты ученого звания, но он отклонил предложение из-за нежелания исполнять обязательную академическую программу и предпочел престижной академической деятельности свободное философское творчество и службу провинциального учителя. Он прослужил по окончании университета 11 лет учителем в Московском учебном округе: в Брянске (1882-87), Ельце (1887-91) и Белом Смоленской губернии (1891-93).
С 1893 по 1899 гг. Розанов — чиновник седьмого класса на службе в Государственном контроле в Санкт-Петербурге. В мае 1899 г. Розанов оставляет государственную службу и принимает предложение А.С. Суворина стать постоянным сотрудником «Нового Времени», где работал до закрытия газеты. В конце августа 1917 г. переехал с семьей в Сергиев Посад и умер от истощения и голода. Похоронен в Гефсиманском скиту под сенью храма Черниговской Богоматери рядом с могилой К.Н. Леонтьева.
Автобиографические материалы Розанова рассказывают, что еще с 4 класса он обнаружил склонность к философствованию. Под влиянием идей Милля Розанов построил систему доказательств в пользу счастья как верховной идеи человека. Эта утилитарная идея сконцентрировала все юношеское мировоззрение Розанова, подчинив даже его житейские поступки, и отрицательно разрешилась на третьем курсе университета. По признанию Розанова, это был «первый зародыш» его «умственного развития». Розанов открыл, что «идея счастья как верховного начала человеческой жизни есть… придуманная идея, созданная человеком… но не есть цель, вложенная в него природою».
Эти неожиданные итоги юношеского философского созерцания Розанов считал «поворотным пунктом» в своем мировоззрении. От искусственных целей, «созданных человеком», он обратился к «естественным целям человеческой жизни», открыть которые можно только «раскрывая природу человека» (см.: «О себе и жизни своей». — М., 1990, с. 688-90). Этот юношеский переворот обратил философские интересы Розанова к проблемам бытия. И литературную деятельность он начал с новых позиций, сформулировав свой мировоззренческий метод в объемном труде «О понимании: Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания» (М., 1886).
Этот труд был составлен по всем правилам европейских трактатов по рациональной философии. Основная задача философии Розанова в этой книге лежит в обосновании онтологической категории понимания, которая, по замыслу автора, должна объединить «все схемы разума» со «всеми сторонами бытия» и установить, или выявить, истинность существующего. Книга пронизана идеей потенциальности, и мысль Розанова движется в сторону установления «объективного бытия». Систематически описав все формы учений о «космосе» и «мире человеческом», Розанов предполагал завершить свою философию второй и заключительной книгой «О потенциальности в мире человеческом», в которой, по его позднему ироническому замечанию, будут охвачены «ангелы и торговля», т.е. будет завершена философия как таковая.
Однако книга была полностью не замечена философской общественностью, вызвав у создателя жесточайший кризис. «Встреть книга какой-нибудь привет, — я бы на всю жизнь остался «философом». Но книга ничего не вызвала… Тогда я перешел к критике, публицистике: но все это было «не то». Это не настоящее мое: когда я в философии никогда не позволил бы себе «дурачиться», «шалить», в других областях это делаю, при постоянной, непрерывной серьезности». Собственно философское творчество было прервано, и Розанов, пережив кризис, обратился к историко-культурным и литературным темам, где косвенно продолжал разрешать философские проблемы «мира человеческого».
Восстановление литературной деятельности (1889) и вхождение в общественно-литературную жизнь Розановым произошло при знакомстве и поддержке трех консерваторов, заканчивавших свой путь: Н.Н. Страхова («крестного отца в литературе»; Розанов называл себя его «учеником»), проф. С.А. Рачинского (взявшего на себя должность «правильного» консервативного воспитания Розанова) и К.Н. Леонтьева (переписка и заочная дружба с ним выработала у Розанова особый стиль «романтической реакционности», эстетика которой окрасила все литературное творчество философа). Розанов выступал с традиционными для консервативной печати второй половины XIX в. русскими темами: монархия, православие, проблема Восток-Запад, русские историософические проблемы и т.п.
Писания этого периода были проникнуты духом патриотизма и антилиберализма. Это был «непримиримый Розанов 90-х гг.» (автохарактеристика 1915 г.). Кроме отдельных и немногочисленных светлых лиц, консерватизм 90-х гг. представлял не живую национальную культурно-общественную сторону русской жизни, а вырождавшееся партийно-политическое движение сгруппировавшихся вокруг журналов «Русский Вестник» (закрылся в 1906 г.), «Русское Обозрение» (закрылось в 1898 г.), газеты «Московские Ведомости» (существовала до 1917 г.), «Гражданин» (закрылся в 1914 г.) и др. лиц, ничего нового и свежего после идей, заложенных ранними славянофилами, не внесшими.
Розанов, по прибытию в Санкт-Петербург, попав в кружок «эпигонов славянофилов», скоро это понял и в «Письме в редакцию» журнала «Северный Вестник» (1897, № 4) заявил о своем нежелании поддерживать формальную партийную этику. «Жизнь есть движение логики и правды, и кто есть только консерватор, только либерал… влияния на жизнь не получает». «Катковско-леонтьевский» (ОР РГБ, ф. 10, к. 6, ед.хр. 1, л. 23), как Розанов назвал период творчества своего в консервативном журнальном лагере, завершился в 1898 г., как только он вышел на собственную тему, т.н. тему пола, ставшей узловой для всего его последующего творчества в целом. Первой публикацией, положившей начало теме пола, была статья «Брак и христианство» («Русский Труд», 1898, 21, 28 нояб.; 5, 12 и 23 дек.), однако интерес к теме завязался в конце 1896 г.
С разработкой темы пола Розанов раскрылся преимущественно как религиозный мыслитель. Основная тема книги «О понимании», тема бытия, нашла в теме пола свое продолжение и своеобразное развитие. В связи с размышлениями над этой темой он пережил «светопреставление», своеобразный кризис, в результате чего от отвлеченно-философских предметов он перешел к конкретно-физиологическим и религиозно-метафизическим. Для Розанова «пол в человеке — не орган и не функция, не мясо и не физиология — но зиждительное лицо, в соответствии и противоположении верхнему, логическому лицу… Для разума он и не определим и не постижим: но он Есть и все Сущее — из Него и от Него» (Розанов — А.П. Устьинскому, 6 окт. 1898 г.).
Проблема начальных вещей в мире (потенции) составляет основу всей мировоззренческой позиции Розанова и оформляет всю онтологическую концепцию его философских взглядов. И проблема бытия его занимала как проблема бытия ноуменального, сущностного и — рождающегося. «Сегодня мелькнуло на извощике: СВЯЩЕННОЕ ЕСТЬ. Это мой лозунг и привет миру. Я всему говорю: «Здравствуй, СВЯЩЕННОЕ ЕСТЬ»» (1913 г.). Настоящим гимном наличному (и ноуменальному) бытию звучат многие листки «Апокалипсиса нашего времени».
В этот час смутного времени России личность Розанова засветилась трагическими оттенками: в годы лишений и голода он писал: «Мир, кажется, весь сплетается из музыки: его пахучесть — разве это не музыка, перекинутая в обоняние? Тишина леса, рост трав? Движение насекомых? И могучий рев быка, и красота в сложении рогов оленя? И песни человеческие, и грусть человеческая, самые скорби его, самые печали — все так прекрасно, неизъяснимо, волнует» (запись 1918 г., окт.; через три дня после получения известия о смерти сына в Курске от испанки; вскорости Розанов сам слег на одр болезни, который через три месяца стал одром смерти). Пол, продолжает Розанов, «есть как бы частица «того света»», и «половое чувство как-то связано с религиозным мистицизмом».
Основанием для этого послужила несомненная уверенность в том, что «узел этого (пола) – в младенце, который, правда, «с того света приходит», «от Бога его душа ниспадает»». Это было для Розанова «коперниковской вещью», открытием «относительно всей человеческой культуры». «Разом для себя осветил я и Жизнь и Божество, — подводит итоги Розанов, — а человек… стал для меня религиозной вещью, святым существом, вечно бредящим о небесном» (Розанов -А.П. Устьинскому, янв. 1898 г.).
Метафизика пола приобрела у Розанова космологический характер и его философский интерес из логико-гносеологического типа («О понимании») перешел в основном в культурологический и историософический. Органический тип философствования, получивший в «публицистике» особую свободу, исключил у Розанова всякую систематичность. Он стал сознательным и принципиальным асистематиком. Из рождающегося бытия у Розанова естественно вытекал взгляд на историю и культуру как на пространственный фактор существования.
Так же естественно складывался и ценностно-иерархический возрастающий ряд. Движение вверх выражается как стремление к «благородному виду» вещей. В метафизике Розанова отсутствует феномен времени. Поэтому движение к благородству вещей протекает как бы в «вечности», а всякое напоминание о конечности вещей, их завершении вызывает естественный протест, т.к. это явление выпадает из культурологического круга идей Розанова.
Принимая феномен рождения как факт культуры, смерть Розанов воспринимал как антикультурный фактор мира, абсурдный, случайный, выпадающий из ряда. Таким образом, форма, система и вообще всякая очевидная формальная упорядоченность метафизически была чужда его сознанию. Розанов был весь погружен в созерцание истины бытия как такового. Отсюда возникали всевозможные его «парадоксальные истории» как в общественной, так и в литературной жизни. Он попал не в тот «угол истории». Отсюда — глубокая трагедия его личности.
Публицистика и журналистская деятельность Розанова была подчинена практическим, жизненным проблемам не только ex cathedra, но и выражала в определенной мере его внутренние духовные потребности. Все главные темы были тесно связаны с его личной биографией (незаконный брак, незаконнорожденные дети и т.д.). Так, не желая примириться с абсурдом института незаконнорожденных детей, Розанов обратился к институту и религиозным источникам семьи. Он освоил культуру и религию Древнего Египта, Израиля, Древней Греции и Рима.
Это знакомство имело влияние не только на формирование его «философии семьи» (см.: «Семейный вопрос в России»: В 2 т. СПб., 1903), но и на характер мировоззрения и выработку религиозных представлений, которые стали основой «философии» зрелого этапа его жизни. Религиозная эволюция Розанова прошла сложный путь и не обрела разрешающего, положительного характера. «Уже с 1-го курса университета я перестал быть безбожником. И не преувеличивая скажу: Бог поселился во мне… Что бы я ни делал, что бы ни говорил и ни писал, прямо или в особенности косвенно, я говорил и думал, собственно, только о Боге: так что Он занял всего меня, без какого-либо остатка, в то же время как-то оставив мысль свободною и энергичною в отношении других тем» (автохарактеристика 1909 г.).
Независимый от всяких авторитетов, Розанов в сакральной стороне своей был чрезвычайно внимателен к духовным движениям своего сердца. Однако это закрыло его внимание к историческим формам религиозного опыта и вылилось в свой собственный путь Богостроительства, который был всецело связан с развитием его личности. Метафизика личности Розанова — ярчайшая страница в истории русской (и мировой) культуры. Все творчество Розанова охвачено субъективным духом, и через все его полотно отмечено постоянством присутствия автобиографических мотивов.
Апогеем включения конкретной исторической авторской личности в творческие формы стали «Уединенное» (СПб., 1912), «Опавшие листья» (СПб., 1913, 1915), «Сахарна» (1913), «Мимолетное» (1914-18; последние две книги не были опубликованы при жизни), «Апокалипсис нашего времени» (Сергиев Посад, 1917-18; 10-й вып., издание не окончено). Все эти книги, характеризующиеся уникальностью жанра, Розанов называл «жизнью души (Розанова)». В них Розанов своеобразно совмещает пространство мысли и слова. «Розанов один из величайших русских прозаических писателей, настоящий маг слова» (Бердяев).
Содержание собственной личности как «модели» Розанов положил в «материал» своего творчества. Опасность такой позиции сказалась в полном непонимании его в литературной среде, что повлекло известное осуждение за «характер общественных выступлений» на Религиозно-философском обществе в январе 1914 г. Однако несмотря на многие испытания такого рода Розанов никогда не смешивал личность «как модель» с собственной личностью. В быту он был заурядным обывателем. Историю и метафизику своей личности Розанов наблюдал, лично не вмешиваясь в ее движение («мною владело таинственное внимание»; «Бог занял меня всего» и др.), и высоко ценил. «Вообще, если разобраться во всех этих коллизиях подробно — и развернуть бы их в том, это была бы величайшая по интересу история, вовсе не биографического значения, а, так сказать, цивилизационного, историко-культурного» (автохарактеристика 1909 г.).
Полемика с церковными писателями по проблеме брака, развода, семьи и незаконнорожденных детей вызвала у Розанова глубокий пессимизм по отношению к «историческому христианству». «Вы обратили внимание: христианство вообще не реализуется, и это от того, что оно поставлено вне связи с источником главнейшего в мире реализма — семенем» (Розанов -А.П. Устьинскому, 26 окт. 1898 г.). При разработке темы христианской семьи Розанов усматривал многие противоречия, главное из которых — это несовместимость ее природы и христианского идеала, выражение которого он видел в монашестве.
Тема брак (семья) и христианство (аскетический идеал), поставленная Розановым на заседаниях Религиозно-философских собраний в Санкт-Петербурге (1902-03), привлекла видных деятелей духовной школы и творческой интеллигенции, однако, из-за невозможности разрешить этот сложнейший узел, собрания были закрыты обер-прокурором. Тезис Розанова: «Когда расцветет пышным древом семья — расцветет и христианство…» — противоречил церковной идеологии. Активное выступление Розанова по проблемам семьи, брака и темы пола в целом закончилось в 1905 г., но тема «христианство и мир» волновала Розанова до конца дней. Он настойчиво выступал с апологией «творения Божия» в его малейшем проявлении.
Отношение Розанова к «историческому христианству» было всегда пессимистично и достигло апогея в смутные 1917-18 гг. (см.: «Апокалипсис нашего времени», Сергиев Посад, 1917-18, вып. 10; особенно неопубликованная большая часть, см.: РГАЛИ, ф. 419, оп. 1, ед. хр. 234, 235). Также и критика личности Иисуса Христа и его учения, начатая в конце XIX в., в сочетании с темой пола выросла в смутные годы в небывалое в христианской культуре христоборчество. Он демонстративно противопоставляет ветхозаветную религиозную идеологию, утверждающую наличное бытие, новозаветной. Аргументом ему служит как всегда глубоко личностный религиозный опыт.
Этот последний период творчества Розанова — высший подъем его духовных и творческих сил. Позиция Розанова напоминала ветхозаветного Иова. Исследователь и читатель должен быть очень внимательным в анализе печатных источников. Наряду с принципиальнейшим выступлением против личности Иисуса Христа, кое-где проскальзывают интимнейшие вопрошания Основателя христианства о смысле жизни (истории). «Я нисколько не «против Христа»…», — отвечает он друзьям, обвинявшим его в христоборчестве, несмотря на то, что материалов обвинения больше чем предостаточно.
Кончина Розанова была вполне христианской («Мамочка, поцелуемся во имя Христа», — слова, сказанные 17 янв. 1919 г. в передаче дочери). Таким образом, философское сознание, с которым Розанов вступил на общественное поприще, к концу жизни трансформировалось в религиозное: «Боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Вот отчего религия всегда будет одолевать философию».
С о ч.: «Легенда о Великом Инквизиторе» Ф.М. Достоевского. СПб., 1894 (3-е изд. 1906); Сумерки просвещения. СПб., 1899; Религия и культура. СПб., 1899 (2-е изд. 1901); Природа и история. СПб., 1899 (2-е изд. 1903); В мире неясного и нерешенного. СПб., 1902 (2-е изд. 1904); Около церковных стен: В 2 т. СПб., 1906; Темный Лик: Метафизика христианства. СПб., 1911; Люди лунного света: Метафизика христианства. СПб., 1911 (2-е изд. 1912); Лит. изгнанники. СПб., 1913; Письма В.В. Розанова к Э. Голлербаху. Берлин, 1922.
Л и т.: В.В.Р.: Pro et contra: Личность и творчество Василия Р. в оценке рус. мыслителей и исследователей / Сост. В.А. Фатеев.: В 2 т. СПб., 1995 (с прилож. библиогр. лит-ры о Р.); Спасовский ММ. В.В.Р. в последние годы своей жизни. Берлин, 1939 (2-е изд. Нью-Йорк, 1968); Сукач В.В. Жизнь В.В.Р. «как она есть»//Москва. 1991. №10,11; 1992. № 1-4, 7-8; Сукач В.В. Мат-лы к библиографии В.В.Р. // De visu. 1993. № 3; Фатеев В.А. Жизнь, творчество, личность В.В.Р. Л., 1991; Носов С. В.В.Р.: Эстетика свободы. СПб., 1993; Николюкин А.Н. Василий Васильевич Р. М., 1990; Vasilij R.: Atti, del Convegno Internazionale syoltosi nei giorni 1-4 ottobre 1990 a Cargnano del Carda. Universita degli Studi di Milano, 1993; Crone A.L. R. and the end of literature: polyphony and the elissolution of derne in «Solitaria» and «Fallen leaves». Wurzburg, 1978; Stammler H. R. als Philosoph. Giessen, 1984; Leskovec P. R. e la sue concezione religiosa. Roma, 1958; Poggouioli V. Rozanov. N.Y., 1962.
В. Сукач
Василий Розанов в сети:
- Биография и книги В.Розанова в электронной библиотеке «ЛИТМИР»;
- Большая подборка произведений В.Розанова на сайте Тверской епархии;
- Антон Секисов о Розанове (популярная статья из BookmateJournal).