-
Сегодня ушел из жизни мой отец. Это случилось на 87-м году его длинной жизни, которая вместила в себя военное детство, учебу в артиллерийском училище г.Энгельса (Саратовской области), перевод на службу на Дальний Восток, где он и встретил мою маму, с которой они прожили вместе 62 года. Затем, еще в ранние 1960-е, он переквалифицировался в журналиста. Работал в газетах, был заведующим редакцией в Дальневосточном книжном издательстве, после чего без малого 30 лет проработал главным редактором Издательства Дальневосточного университета, имел звание заслуженного работника культуры Российской Федерации. Сотни книг самых разных авторов были изданы при его непосредственном участии. Очень многие литераторы, поэты, ученые мужи стремились к тому, чтобы рукопись книги попала именно в руки отца. Указание его имени в выходных данных было своеобразным знаком качества.
Его влияние на меня было большим. Он не занимался специально моим воспитанием. Но его присутствие, его интересы, его разговоры, мнения, это все то, что определило многое в моей жизни. А из детства остались ощущения тех счастливых минут, когда он приходил с мороза домой и я тыкался носом в его шубу. Помню его портфель, в котором он часто приносил новые интересные книги.
А еще он писал стихи. Не постоянно, а когда этого требовала душа. Из его архива я выбрал несколько стихотворений. Прочитайте их и помолитесь о новопреставленном Владиславе.
Прочтём до конца?
-
В.Синкевич и О.Ильинский. 1996 год
В «Коллекции русского шанхайца» имеется первый поэтический сборник известной представительницы второй волны русской эмиграции Валентины Синкевич с ее автографом, адресованным прекрасному поэту-эмигранту — Олегу Ильинскому, несколько книг из библиотеки которого также хранятся в данном собрании. Валентина Синкевич — является автором очерка об Олеге Ильинском, с которым она была дружна многие годы. Именно этот очерк читайте ниже:
«В мои двенадцать лет античная мифология (Куна) была ферментом, прочно объединявшим и пронизывавшим всю тогдашнюю реальность. Ледяная гора, что на дворе круто поднималась к военному лазарету, называлась Олимпом, Апостол Павел слал «Письмо в Коринф», Гёте и А.К. Толстой писали «Коринфскую невесту», Лермонтов проступал грузинским неоплатонизмом, а неоплатонизм жил в истории Церкви, Евфросиния Полоцкая своей древностью и церковью Спаса, характером греко-византийских фресок врастала в ту же тему. А.К. Толстой через Флоренцию тоже уводил в античность, Пушкин через «Капитанскую дочку» (Пугачев, Белогорская крепость) — в метелях показывал войну и прирастал к снежному Олимпу нашего крутого двора. Жуковский слышал вещее курлыканье «Ивиковых журавлей». Даже скользкие снежные косогоры сожженного города как-то примыкали к комплексу Афин. И Лев Толстой вместе с нами жил в осажденном Севастополе. Впервые явился Андре Шенье. Там и Гоголь входил в снега темой гротескной обывательщины, и рядом у Островского (купцы) по контрасту с античным неоплатонизмом — наперекор всему, жил сквозной горний полет. Некрасов знал Италию, Москву (княгиня Волконская), Колизей и Кёльнский собор… А я в это время писал диктанты и делал упражнения по русской грамматике». Прочтём до конца?
-
В «Коллекции русского шанхайца» имеется книга лучшего поэта Второй волны русской эмиграции Ивана Елагина «Косой полет» с автографом автора, адресованным Джорджу Кляйну (Клайну). О том, кто был этот замечательный человек, читайте в статье Валентины Синкевич:
Для меня уже давно наступило время писать воспоминания. И по мере своих скромных творческих сил я стараюсь это делать. Неоднократно благодарю судьбу и повторяю, что она была ко мне необыкновенно щедра, потому что на своем жизненном пути я смогла встретить много замечательных, ярко одаренных людей. Из них, увы, большинство уже ушло в “лучший мир”. Но все же и сегодня есть в Зарубежье живые свидетели – видевшие, слышавшие и сохранившие в памяти многое из того, что считали значительным всю свою жизнь. На них, мне кажется, сейчас нужно взглянуть попристальнее, спросить у них многое, узнать от них то, чего никто не сможет узнать позже, чего нельзя вычитать в книгах, то, чего никто не сможет объяснить потом – завтра или послезавтра. Ведь обидно полностью согласиться со словами Пушкина, что мы ленивы и нелюбопытны.
Прочтём до конца?
-
В «Коллекции русского шанхайца» имеется книга Виктора Некрасова «Вася Конаков» (1965) с автографом автора. Адресат автографа — легендарный редактор журнала «Новый мир» времен А.Твардовского Анна Самойловна (Ася) Берзер. Именно она вовремя разглядела, извлекла из потока рукописей, рвущихся в редакцию, подготовила, „пробила“ и дала устояться на страницах журнала, который Твардовский сделал флагманом литературы, именам В. Гроссмана, Ю. Домбровского, В. Некрасова, Г. Владимова, В. Войновича, Ф. Искандера, А. Солженицына и др. Несмотря на довольно большой тираж — 30 тыс. экз., книга встречается у букинистов крайне редко. С одной стороны, согласно существовавшему порядку, после эмиграции В.П. Некрасова в 1974 году, книга изымалась из публичных библиотек и уничтожалась, с другой, те, кто имеет в своей домашней библиотеке эту книгу, расставаться с нею не хотят. Что касается данного экземпляра с автографом автора столь важному для писательской судьбы В.П.Некрасова человеку, как Ася Берзер, его вполне можно признать исключительной редкостью.
Имя Аси Берзер не раз всплывает на страницах мемуаров Виктора Некрасова. Но и она не осталась в долгу. Воспоминания А.С.Берзер «О Викторе Некрасове» были опубликованы в журнале «Дружба народов», 1989, № 5, стр. 142—152. А теперь их можно прочитать и на этом сайте: Прочтём до конца?
-
Этот писатель одновременно и известен и неизвестен. В данности этой — его судьба и его достоинство. Его имя не раз ярко вспыхивало, а потом неожиданно растворялось; снова появлялось и опять исчезало. Так было, когда он публикует во второй половине 1960-х яркие, написанные в иронической манере книги и рассказы для детей, а к началу 1970-х вынужденно замолкает. Так было, когда в 1972—1974 гг. он совершает, привлекший к себе внимание, «литературный подвиг», предприняв титаническую работу по сбору разрозненного материала и составлению для самиздата машинописного собрания сочинений в 5-ти томах «широко известного в узких кругах» Иосифа Бродского, путь которого к Нобелевской премии, случившейся через полтора десятка лет, тогда еще вряд ли кем-то просматривался. Вскоре этот труд послужит поводом для произошедшего 24 июля 1974 г. ареста Марамзина, и прекращению, до самой перестройки, упоминаний его имени в СССР. Суд, проходивший в Ленинграде 19-21 февраля 1975 г., приговаривает его к 5 годам условного заключения, а писателю было предложено уехать на Запад. Прочтём до конца?
-
(Глава из книги «ТЫ, МОЁ СТОЛЕТИЕ…»)
В «Коллекции русского шанхайца» есть несколько книг Н.А.Троицкого (Б.Яковлева), в том числе и редчайшая его книга «Концентрационные лагери СССР», вышедшая первым изданием в 1955 году. Её ждала уникальная судьба — книга была запрещена на Западе, а большая часть её тиража была изъята и уничтожена. Переиздание появилось лишь в 1983 году. Ниже публикуется глава из мемуаров Н.А.Троицкого в которой он сам делится воспоминаниями о выходе книги, которую по праву можно назвать «книгой трудной судьбы».
В кабинет заглянула Лидия Александровна. На мой молчаливый вопрос – шёпотом: “Борис Александрович, к вам немцы. Пригласить?”. Я вздохнул. Как же мне надоели эти визитёры! Чуть ли не каждый день я был вынужден тратить по нескольку часов на приёмы именитых американцев, конгрессменов и даже сенаторов, которые хотели всё видеть и всё знать. По-видимому [их интересовало], насколько по назначению расходуются выделяемые Комитету средства. Впрочем, были и полезные встречи. Недавно [у меня] брал интервью Лайонс, [а еще] нас посетила Александра Львовна Толстая. Но иногда приходилось заниматься и такими, как какой-то знаменитый в прошлом бейсболист, водить их с экскурсиями по Институту, представлять сотрудников, выслушивать пустопорожнюю болтовню… И вот теперь немцы. Но куда деваться?
Однако на этот раз мои посетители оказались гостями не то что незваными, а, напротив, желанными. Два бывших оберстлейтенанта Вермахта предложили заняться обработкой и обобщением свидетельских показаний немецких военнопленных, возвращавшихся из мест содержания в Советском Союзе. Прочтём до конца?
-
В «Коллекции русского шанхайца» имеется подборка книг из библиотеки главного редактора легендарного эмигрантского журнала «Грани» Н.Б.Тарасовой. Значительная часть подборки содержит автографы авторов, адресованные как самой Наталье Борисовне, так и ее дочери Елене. Многие книги имеют владельческую подпись Н.Б.Тарасовой. Ниже, с любезного согласия автора, я публикую статью монахини Леснинского монастыря (Франция) сестры Татианы (Спектор). Статья содержит уникальные сведения, касающиеся биографии Н.Б.Тарасовой. В то же время владелец «Коллекции русского шанхайца» считает важным подчеркнуть, что не разделяет оценки сестры Татианы, касающиеся Акта о каноническом общении РПЦЗ и РПЦ МП.
Во время холодной войны культурная жизнь СССР оставалась за железным занавесом, и европейский читатель мог получать о ней только разрозненные сведения из небольшого числа изданий, которые специализировались на странах социализма. Одним из таких источников был журнал Osteuropa, который выходил на немецком языке в Берлине. Об Александре Солженицыне многие европейцы узнали, например, из статьи «Вхождение Солженицына в советскую литературу и дискуссия о нём», вышедшей в 1965 году за подписью Барбара Боде. Под этим именем публиковала тогда в Osteuropa критические и обзорные статьи о советской литературе Наталия Тарасова, главный редактор другого журнала, выходившего в Германии в эти годы – литературно-общественного журнала «Грани». Прочтём до конца?
-
В моей коллекции есть уникальная книга Виктора Смольникова «О контроле деторождений», вышедшая в Шанхае в 1938 году. В 2014 году в Москве малым тиражом в 300 экземпляров вышло переиздание этой книги. Одновременно были опубликованы и очень интересные «Записки шанхайского врача», принадлежащие перу того же автора. Тираж этой книги — 700 экземпляров. В ее основу легли материалы дневника, который Виктор Прокопьевич постоянно вел на протяжении всего периода жизни в Китае. Попытки автора издать книгу в СССР в семидесятые-восьмидесятые годы оказались бесплодными по причине ее «аполитичности» — так мотивировали свои отказы работники тех издательств, в которые обращался автор. Вместе с тем книга содержит ряд малоизвестных исторических фактов и любопытные картины жизни и нравов Шанхая, этого «азиатского Вавилона», в период его расцвета, а затем смены четырех режимов. И в первую очередь, речь идет о жизни иностранного Шанхая, его международного сеттльмента. Книгу, отличает острая наблюдательность автора, его ироничный взгляд на события, происходившие с ним и вокруг него. Прочтём до конца?
-
(«Литературная Россия», №13. 02.04.2004)
Алла Кторова — известнейшая писательница Русского Зарубежья. 50 лет назад она уехала в США, выйдя замуж за американца — участника второй мировой войны. Алла Кторова написала более двадцати книг. Одно из самых замечательных её произведений — антироман «Лицо Жар-Птицы» высоко оценил Твардовский. Недавно в России, в издательстве «Минувшее», вышла новая книга писательницы. Она тоже называется «Минувшее»…
Жизнь 1-я. Виктория Кочурова
Сергей КУЗНЕЦОВ: Уважаемая Алла! Вы, как я подсчитал, меняли свою фамилию четыре раза! Виктория Кочурова, Виктория Шандор, Минодора Михайлова, Алла Кторова. Я бы хотел назвать своё интервью «Четыре жизни Аллы Кторовой». Ведь новая фамилия — это как бы новый этап в вашей жизни, даже — новая жизнь. Начнём с вашей первой жизни — с Виктории Кочуровой. Расскажите о своих родителях. Прочтём до конца?
-
Хисамутдинов А.А. «Русская словесность в Шанхае» [Электронный ресурс]: монография / А.А. Хисамутдинов; [науч. ред. Т.В. Прудкогляд]. – Электрон. дан. – Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2014
В монографии говорится о книгоиздательском деле в г. Шанхае в XX веке. В ней рассказывается об издании периодических и непериодических изданий, о жизни и работе книгоиздателей. Автором данной монографии является А.А.Хисамутдинов доктор исторических наук, преподаватель Дальневосточного Федерального университета, лично посетивший г. Шанхай с целью совершения данного исследования.
Монография предназначена для тех, кто хочет подробно познакомиться с жизнью русского книгоиздания этого периода, в том числе и с жизнью самих книгоиздателей.
Электронная версия монографии Амира Александровича Хисамутдинова публикуется на сайте «Коллекция русского шанхайца» с разрешения автора. Скачать ее можно ЗДЕСЬ. Книга является незаменимым подспорьем для всех, кто интересуется печатными изданиями русской эмиграции.
Смотрите также интервью А.А.Хисамутдинова автору сайта «Коллекция русского шанхайца» Михаилу Дроздову.
-
Л.К. и Е.Ц.Чуковские
2015-й начался с потери. Умерла Елена Цезаревна Чуковская. Я не был с ней знаком, но чувство утраты большое. Вспоминаются знаменитые видеокадры с Пастернаком, только что получившим известие о Нобелевской премии, еще совершенно счастливым. А рядом, Корней Иванович и Люша, как до конца жизни звали Елену Цезаревну друзья. Очень запомнилось и первое в годы перестройки упоминание Солженицына в советской прессе — письмо Елены Цезаревны в «Книжном обозрении» под заголовком «Вернуть Солженицыну гражданство СССР!». Если не путаю, это 1988 год.
В моей коллекции есть книги Корнея Ивановича и Лидии Корнеевны Чуковских с автографами авторов. Есть также и сборник стихов Андрея Белого 1940 года издания с автографом Цезаря Вольпе — редактора и автора вступительной статьи к этому сборнику — отца Е.Ц.Чуковской, погибшего в 1941 году при эвакуации из осажденного Ленинграда по «Дороге жизни» через Ладожское озеро. Стоит отметить, что некоторые книги Лидии Корнеевны осенью 2014 года были переданы мне И.Н.Зориной — вдовой известного российского литературоведа, писателя, публициста и общественного деятеля, автора многих работ о творчестве Ф. М. Достоевского Ю.Ф.Карякина, которого связывало с Л.К.Чуковской многолетнее общение и соседство. И.Н.Зорина прислала мне дневниковые записи Карякина, имеющие отношение к семье Чуковских, которые я публикую на своем сайте в память о Елене Цезаревне и Лидии Корнеевне.
Михаил Дроздов (Шанхай) Прочтём до конца?
-
Автамонов Игорь «Грозди. Стихи, поэмы, сатира», — Лос-Анжелес, 1977.
Газетные вырезки с рецензиями были вложены в книгу Игоря Автамонова «Грозди». Информацию об этой книге, имеющейся в моей коллекции, я недавно добавил на сайт. Недолго поразмышляв, решил опубликовать у себя еще и текст данных рецензий, тем более что найти их, рассыпанных по разным изданиям, возможному исследователю было бы крайне трудно. Подталкивает меня к публикации и тот факт, что книги с автографами всех трех авторов рецензий в коллекции уже имеются. Я говорю о Юрии Терапиано, Ариадне Делианич и Вячеславе Завалишине. Кстати, несмотря на то, что одна из рецензий подписана лишь инициалами В.З-н, я практически на 100 % уверен, что под ними скрывается именно Вячеслав Клавдиевич. Прочтём до конца?
-
Собирание, публикация и изучение писательских инскриптов является немаловажной задачей для литературоведов, но весьма трудной, ведь «назначение дарственных надписей делает невозможным сохранение их, в отличие от рукописей, в личном архиве писателя», «они оседают в библиотеках, архивах адресатов, <…>, со временем попадая к коллекционерам, в библиотеки, музеи, архивохранилища»[1]. Библиотечная практика, в свою очередь, не предусматривает особого выделения книг с пометами авторов. Более того, такие экземпляры (редкие и ветхие) малодоступны, а то и вовсе недоступны исследователям. Иногда, правда, инскрипты библиографируются в некоторых справочниках и каталогах.
Настоящая публикация подготовлена на базе книжных коллекций РГБ и Дома русского зарубежья, а также ряда книжных каталогов и архивных описей[2] и посвящена автографам поэтов и писателей русского Китая (исключение сделано только для книг В. Арсеньева, А. Баранова, Г. Гребенщикова, И. Коростовца и некоторых др.). Здесь представлены дарственные надписи Л. Андерсен, А. Ачаира, Н. Байкова, В. Иванова, А. Несмелова, В. Перелешина, Л. Хаиндровой, М. Щербакова, В. Янковской и др. Большинство надписей были сделаны в 1920–1940-е годы. Прочтём до конца?
-
Есть люди, которые будто бы не умирают, они остаются жить в памяти тех, кому посчастливилось с ними познакомиться. Таким человеком я считаю Якова Моисеевича Цвибака (широко известен его псевдоним — Андрей Седых). У него было несметное количество знакомых, собратьев по перу и сотрудников по газетной работе, (последняя для него в одинаковой степени увлекательная, радостная и вместе с тем очень напряженная) и множество близких друзей, с ними он постоянно общался, будучи верным и внимательным другом.
Всю жизнь прозаик и журналист Андрей Седых занимался общественной деятельностью. Во Франции и в Америке он находился в самом центре культурной жизни эмиграции. В Нью-Йорке Седых устраивал музыкальные концерты и литературные вечера, обычно приуроченные к годичному собранию Литературного Фонда — Яков Моисеевич был долголетним председателем Фонда и председателем Американо-Европейских друзей ОРТ’а, как и членом многих других общественных и политических организаций, а при «Новом русском слове» создал Фонд скорой помощи. Думал ли он еще в 1955 году, называя одну из своих книг «Только о людях», что вся его жизнь будет проходить только на людях, особенно, когда он стал главным редактором единственной зарубежной ежедневной газеты «Новое русское слово»? Прочтём до конца?
-
«Не могу не опубликовать в моем блоге замечательную статью В.Синкевич о Борисе Филиппове (1905–1991), многие книги которого имеются в моей коллекции. Предуведомлю же читателя лишь об одном: Валентина Алексеевна в своей статье делает акцент на «респектабельном периоде» жизни Б. Филиппова — видного литературоведа, редактора, писателя и поэта. Но нужно помнить, что он был весьма неоднозначной личностью — в годы Великой Отечественной войны стал коллаборационистом. Я не верю слухам что он участвовал в карательных операциях, но его сотрудничество с немцами и работа в оккупационной газете «За Родину» является известным фактом, который мне лично очень трудно совместить с его дальнейшей судьбой и действительно подвижническим служением на ниве российской культуры». (М.Дроздов)
Борис Андреевич Филиппов. Фамилия, как у многих авторов второй эмиграции (Кленовский, Елагин, Моршен, Трубецкой, Нароков, Ржевский, Юрасов, Березов и др.) – не настоящая. “Все мы писали под псевдонимами, объясняет он, и эти псевдонимы не были чисто литературной уловкой. Нет, нас принуждала к ним горькая судьба бывших советских граждан, обреченных на выдачу по Ялтинскому соглашению… Вот я и стал Филипповым. Прочтём до конца?
-
«Несколько книг из моей коллекции ранее принадлежали Геннадию Абольянину. Стараясь полнее проследить историю книг и их владельцев, перепечатываю в мой блог статью Анатолия Соколова «О Геннадии Абольянине», опубликованную в № 3 журнала «Сибирские огни» за 2010 год». (М.Дроздов)
Вспоминая о Геннадии Михайловиче Абольянине, невольно задумываешься о суетном и вечном, о низком и высоком. Ведь любая жизнь, кажущаяся издалека прямой, целостной и строгой, преображается, как только начинаешь рассматривать ее в упор. В ней обнаруживаются такие дебри противоречий, несообразностей и двусмысленностей, что охватывает удивление и сомнение в самой ее возможности. Уж слишком фантастической она представляется, когда начинаешь смотреть на нее непредвзято. У Д. Гранина есть повесть «Эта странная жизнь» о замечательном биологе А.А. Любищеве. Жаль, что это название уже использовано. Может быть, с большим основанием его можно было бы применить в качестве заглавия для воспоминаний о Г. Абольянине, который прожил жизнь не менее странную, чем герой Д. Гранина. Почему же жизнь его представляется странной? И что значит «странный»? Странность в словарях определяется как необычность в поступках, во взглядах, вызывающая недоумение. Это о Г. Абольянине. У него было несколько ипостасей, которые в совокупности и представляли подлинное лицо этого человека. Прочтём до конца?
-
ДАРСТВЕННЫЕ НАДПИСИ НА КНИГАХ ХАРБИНСКИХ ПОЭТОВ[1].
Мимолетную фразу, случайную строчку,
короткую надпись – все это должны
сохранить, передать, объяснить…
(Р.В. Иванов-Разумник).
Инскрипт – краткая дарственная, посвятительная надпись на книгах, оттисках, фотографиях и т.п. Книжный инскрипт многозначен: 1) это факт книжной культуры; 2) феномен бытовой культуры и литературного быта; 3) историко-литературное явление; 4) источник творческой лаборатории. Прочтём до конца?
-
Татьяна и Андрей Фесенко
К этому имени я внимательно стала присматриваться в конце 50-х годов, хотя оно появилось в печати несколько раньше. Позволю себе, перед тем как непосредственно перейти к воспоминаниям о Татьяне Фесенко, сделать небольшой экскурс в сравнительно недавнее эмигрантское прошлое, к годам знакомства дореволюционной и послевоенной волн эмиграции, можно сказать – к проблеме отцов и детей в эмигрантском ее варианте. Знакомство «первых» и «вторых» не было столь безоблачным и идеальным, каким иногда изображают его люди, многое уже позабывшие. «Вторые» были тогда «людьми с другой планеты» — так, с легкой руки Андрея Седых, позже стали называть эмигрантов третьей волны. К этой теме относится и любопытный пассаж остроумного Довлатова: «В субботу иду на деловой обед к Ржевскому и Гулю. Там же будут какие-то археологические люди из первой волны – Елагин и Голлербах» (Иван Елагин и Сергей Голлербах — оба «вторые». — В. C.) (C. Довлатов «Эпистолярный роман с Игорем Ефимовым» — М., 2001). Прочтём до конца?
-
С метафорами следует соблюдать осторожность.
В ноябре 1919 года в городе Ростове бывший суворинский фельетонист, а тогда – сотрудник ОСВАГа А.Ренников напряженно работал над образом революции:
«Это была восторженная девушка, чуткая ко всему прекрасному, поборница всеобщего счастья, защитница угнетенных». Лицом она «мало походила на русскую» и была то ли свойственницей английского посла Бьюкенена, то ли племянницей начальника германского штаба Людендорфа. Сперва она сошлась со смотрителем Таврического дворца, от него сбежала к князю Львову, от того – к ревнивцу Керенскому, потом – к Чхеидзе, который, воспылав любовью, даже начал «подстригать вокруг глаз бороду», и наконец – «уже потрепанная, грязная, с насекомыми в волосах, со скверной болезнью» – к Троцкому. Охочий до наживы Лев Давыдыч за 50% комиссионных сдавал ее пьяной солдатне. Прочтём до конца?
-
Отвяжись, я тебя умоляю!
В. Набоков. К России
Мы уж и слова-то такие давно позабыли («оптант», «лимитроф»), а иных без поэта Нарциссова не знали бы вовсе – они сами ему придумались и проскользнули в его стихи: «кокодрил», «южас»… Да и памятная «драконограмма» – определенно не то, что хотелось бы читать уединенными вечерами, беседуя с Музой Дальних Странствий – и ни с какой другой музой, хотя колокольцы Эдгара По иной раз в поэзии Нарциссова и слышны. И если на тихой улице, в тихом квартале привяжется к вам небольшой, с кошку, но зубатый и мерзкий кокодрил, столь же страшный, как трясущийся после пересечения границы оптант; если вцепится он вам в пальто ли, в штанину ли (вот уж и куска таковых как никогда не бывало), – тут только и заорать набоковское «Отвяжись, я тебя умоляю!» и хряснуть по колбасному телу этой мумифицированной мерзости, приползшей из средневекового ночного кошмара, по этому предку обыкновенного крокодила, коего вроде бы как лекарство вешали под потолок в тогдашних аптеках и продавали в сушеном виде на унции. Что он такое – теорий много, но в поэзии Бориса Нарциссова он поныне есть и пребывать останется. Прочтём до конца?
