Александр Твардовский «Новомирский дневник»
Александр Твардовский «Новомирский дневник», Москва, ПРОЗАиК, 2009: Том 1 (1961-1966), 656 стр.; Том 2 (1967-1970), 640 стр.
Два толстенных тома увеличенного формата. Взялся за дневники Твардовского прежде всего из-за солженицынской темы. Хотелось увидеть дружбу АС с АТ глазами Твардовского. Надеялся и разобраться насколько правы защитники Твардовского, обидевшиеся на его портрет в «Теленке». Прежде всего имею в виду Лакшина. Ну и, конечно, хотелось лучше почувствовать «новомирский» миф. Слово «миф» употребляю совершенно без ерничества. Действительно, все связанное с «Новым миром» давно уже приобрело черты легендарности. Этот журнал – настоящий символ 1960-х.
Несмотря на объем, прочитал дневники довольно быстро. Вообще стал замечать, что мне становится все сложнее сосредотачиваться на прозе, которая требует от тебя серьезного погружения. Мой ритм жизни почти не оставляет мне такой возможности. Дневники — дело другое. Их главный сюжет – повседневная жизнь конкретного человека. В отличие от какого-нибудь романа, где все события сгущены, где для нас открыты мысли и чувства героев, где мы, благодаря автору можем понять скрытые механизмы тех или иных поступков множества персонажей, дневник – это рутинная жизнь, со своими взлетами и падениями, иногда кипящими и насыщенными, но иногда и пустыми и бесполезными днями пусть даже и выдающегося человека.
Своими впечатлениями от прочитанного я делился с поэтом Ю.Кублановским. Ниже, процитирую некоторые отрывки из этих писем:
М. Дроздов – Ю.Кублановскому: «Я уже хвалил ваши дневники. Под их впечатлением взялся за дневники Твардовского (там два толстенных тома). Сейчас уже читаю второй том. Могу однозначно сказать что ваши записи и тоньше и философичнее, в них можно найти много мыслей над которыми стоит подумать, каких-то наблюдений и оценок. Записки Твардовского же в целом разочаровывают. Они интересны для меня больше в историческом ключе (история удушения «Нового мира»), а также в плане оценки обоснованности критики Солженицыным Твардовского в «Теленке». Сам Твардовский был, безусловно, человеком глубоко порядочным, заметна и его постепенная (очень медленная) эволюция от глубоко партийного главного редактора НМ к главному редактору просто отстаивающего все лучшее, что появлялось в нашей литературе в 1960-х гг. Удивило практически полное отсутствие в его дневниках оценок как публикуемых в журнале произведений, так и авторов «Нового мира». Все какие-то политические шахматные партии: общение с ЦК, Сусловым, Ильичевым и пр. Да и сами дневники показывают, что он и в редакции появлялся не так часто. Там похоже всю основную работу делали Лакшин с Дементьевым. Скорее роль Твардовского можно увидеть в том, что он был, как сказали бы сейчас, «литературным тяжеловесом» (депутатом, лауреатом многих премий и т.п.), чей авторитет позволял публиковать те произведения, которые и составили славу «Новому миру»». (24.01.2011)
Ю.Кублановский – М.Дроздову: «Дорогой Миша, пишу из Флоренции, оглушенный сегодняшними сообщениями из Домодедово… Твардовский — самородок, ушибленный советизмом. Кстати, в Новом Мире было лет 10 назад мое эссе о нем, короткое, но очень высоко оцененное Солженицыным. Жму руку, Кублановский». (25.01.2011)
М. Дроздов – Ю.Кублановскому: «Дочитал на днях второй том «Новомирского дневника» А. Твардовского, а также ваш «Этюд о Твардовском». Совершенно согласен с вашим пассажем: «Он выше всего ценил поэзию, которая черпает непосредственно из бытия, а не из культуры. Но — в отличие, скажем, от Рубцова — был слишком “по жизни” связан с советской властью, чтобы родник его творчества был первозданным, незамутненным. В сущности, тут драма поэта, слишком тесно сошедшегося с идеологией, ладно внешне, но и внутренне недостаточно дистанцировавшегося от нее. Поэзия дело тонкое, и такие вещи безнаказанно не проходят».
Добавлю от себя, что такие вещи безнаказанно не проходили и для Твардовского-редактора. Он до последних дней на своем редакторском посту чувствовал себя прежде всего редактором-коммунистом; редактором печатного органа ЦК; редактором, который был искренне озабочен тем, чтобы публикуемые в «Новом мире» произведения, в том числе и любимая и выстраданная им поэма «По праву памяти», не дай Бог не стали орудием в идеологической борьбе Запада с Советским Союзом. Он был человеком системы, но крайне смело шел на конфликт с властями в тех рамках, которые эта система ему предоставляла. Его более трусливые собратья, по малейшему окрику из Секретариата СП или из Главлита поджимали хвосты, а Твардовский боролся до конца. Твардовский в дневниках предстает человеком максимально честным и искренним. Поразило, что в этих записях, не предназначавшихся для печати, практически не встретишь не только грубых, но даже просто негативных характеристик людей, с которыми сводила его судьба.
Мне было важно лучше разобраться в заочном споре Александра Исаича с Александром Трифоновичем, особенно в свете того, каким подал Солженицын Твардовского в «Теленке». Твардовский, безусловно, понимал значение Солженицына для русской литературы. Даже в тех случаях, когда он сильно сердился на него (например, после опубликования АИС «Письма Секретариату СП СССР», которое, Твардовский посчитал ударом в спину «Новому миру»), отречения от Александра Исаевича, даже перед самим собой, не последовало. С другой стороны, для меня стало вполне очевидным, что портрет Твардовского в мемуарах Солженицына вовсе не карикатура. Максимально организованного и умеющего ценить каждую свою минуту Солженицына, безусловно, не могли не раздражать некоторая безалаберность и необязательность Твардовского (особенно его частые запои). Твардовский требовал от Солженицына верности «Новому миру», и сильно обижался, когда тот не поступал так, как должен был поступить почтительный сын. Той же верности он требовал, кстати, и от других авторов журнала. Примечательно, что после разгона редакции практически все они пошли на сотрудничество с новой редколлегией.
Из дневников также вполне очевидно следует, что всю текущую работу в «НМ» выполняли Лакшин, Кондратович, Дементьев и некоторые другие члены редакции, а Твардовский главным образом использовался ими как знамя, как тяжеловес, вхожий «в круги» и способный в нужный момент продавить то или другое решение. Понятно, что Солженицыну совсем не хотелось плясать под дудку Демента и других. Самого же Твардовского он и уважал, и любил. Кстати, со второй половины 1960-х Твардовский все больше времени уделяет журналу, а к моменту разгрома редакции журнал, действительно, становится для него вторым «я». Именно поэтому потеря журнала была для него такой болезненной. Но Твардовского убило, как мне кажется, не только то, что у него отняли «Новый мир». Его убило то обстоятельство, что партия перестала ему доверять, что он выпал из системы к которой привык. Уже после отставки он всерьез думает о том, какую награду к 60-летию ему дадут — Героя соц. труда или всего лишь Орден Ленина. В итоге он получил Орден Трудового Красного Знамени, что было совсем для него оскорбительно. В споре Твардовского и Солженицына, или, скорее, в споре апологетов Твардовского и Солженицына, Солженицын прав просто потому, что он бескомпромиссно пошел до конца, а Твардовский все же склонился и сдался. Боже упаси его за это осуждать. И, наверное, самое важное: Твардовский был просто крупной личностью и большим поэтом, а Солженицын — великой личностью и великим писателем. Обладание этой форой — форой таланта, делает победу Солженицына в его историческом споре с Твардовским закономерной». (21.02.2011).