Лакшин Владимир «’Новый мир’ во времена Хрущева. Дневник и попутное (1953-1964)», — Москва: Издательство «Книжная палата», 1991, 272 стр.
«Новый мир» времен Твардовского — именно так принято называть самый, пожалуй, плодотворный период в длинной истории этого журнала, первый номер которого вышел в далеком 1925 году — ровно 100 лет назад. Журнал, безусловно, легендарный. За всю свою долгую жизнь он справедливо заслужил славу самого значительного «толстого литературного журнала». Владимир Лакшин, игравший при главном редакторе А.Т.Твардовском роль ведущего критика-идеолога, публикуя во времена перестройки свои дневники за 1953-1964 гг., привязал их ко временам Хрущева, а не Твардовского, хотя упоминаний самого Никиты Сергеевича в записях Лакшина совсем немного. Но, безусловно, эпоха Хрущева отразилась в том, имена каких писателей редакции удалось выявить, пробить и дать устояться на страницах журнала. В первую очередь речь идет о произведениях А. Солженицына, И.Эренбурга, В. Гроссмана, Б. Можаева, Ю. Домбровского, В. Некрасова, Г. Владимова, В. Войновича, Ф. Искандера и многих других. Увы, многие авторы «Нового мира» уже в 1970-х будут вынуждены покинуть СССР и станут потом полноценной частью «русского зарубежья».
Помимо фиксации литературных процессов, которые шли на глазах В.Лакшина, дневники эти интересны прежде всего своей откровенностью. Представить себе, что кто-то вел бы подобные записи всего 10-20 годами ранее довольно трудно, если, конечно, этот кто-то не был сознательным самоубийцей. В дневниках подробнейшим образом отражена история публикации «Одного дня Ивана Денисовича» А.Солженицына, даются личные оценки как самому Александру Исаевичу, так и «друзьям и недругам» Ивана Денисовича. Continue reading
Солженицын Александр «Угодило зернышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания» Том 29 Собрания сочинений, — Москва: Издательство «Время», 2021, 880 стр.
Очень важная для меня книга, укрепившая чувство единомыслия с взглядами любимого писателя. Публиковалась она в 1998-2003 гг. в журнале «Новый мир». Уже живя в Шанхае, тогда же читал ее, главу за главой, благодаря делавшему первые шаги Рунету. Для удобства чтения, всю книгу распечатал с сайта «Нового мира» на принтере. Получилась огромная стопка, едва поместившаяся в самый толстый «фолдер». Храню этот «самиздат» XXI века у себя в архиве и как память, и как свидетеля — ведь этот экземпляр содержит немало заметок на полях, подчеркиваний, отражающих мои мысли, чувства, а также зримо показывающих, что казалось важным в ту пору.
Выход же первого книжного издания чудовищно припозднился. О причинах такой задержки можно только гадать. Не исключаю, что как сам Александр Исаевич, пока был жив, так и его близкие, после его кончины, не спешили с выходом этой книги, так как еще очень многие, упоминавшиеся в ней люди, были живы и лишний раз расчесывать старые раны и припоминать старые споры и счеты не очень хотелось. Ситуации дали отстояться, тем самым переведя ее из гремучей злободневности в исторический контекст.
[Заметка находится в процессе написания]
Поляков Юрий «Любовь в эпоху перемен», — Москва: Издательство АСТ, 2015, 512 стр.
Юрия Полякова беру читать когда в жизни все непросто. Этим летом пришлось лечь в больницу на довольно ответственную операцию. И чтобы не фиксироваться на разных дурных мыслях, взял с собой томик с романом «Любовь в эпоху перемен». Из названия, в принципе, уже все понятно. В фирменном поляковском стиле дана история Геннадия Скорятина — талантливого журналиста, ставшего впоследствии редактором популярной центральной газеты. Журналистская кухня, интриги коллег и конечно же любовные метания главного героя и все это на фоне идущей в стране Перестройки — вот, собственно, основной сюжет этой книги.
Как всегда у Полякова, то здесь, то там в тексте попадаются словесные жемчужинки, яркие эпизоды и просто литературные находки, так радующие глаз любого читателя. При этом, книга — не из самых лучших у данного автора. Нередко я ловил себя на мысли, что где-то что-то такое уже было, что приемы, которые были настолько свежи и неожиданны в ранних сочинениях писателя, повторяются, а ряд героев как будто получены Юрием Михайловичем методом клонирования, либо просто являются близкими родственниками персонажей других поляковских произведений. Continue reading
Ходасевич Владислав «Некрополь», — Санкт-Петербург: Азбука-классика, 2008, 320 стр.
«Брюсов», «Андрей Белый» и «Горький» — пожалуй, самые яркие очерки этого сборника, составленного и написанного в жанре «литературных портретов». Портреты эти, судя по всему, достаточно близки к оригиналам, хотя и поданы весьма откровенно, иногда едко. Масштаб описанных личностей чувствуется сразу, а вот немедленно засесть за их книги, после прочтения «Некрополя» как-то не тянет. Быть может это у меня такая индивидуальная реакция?
Для всех кто интересуется символистами и, шире, Серебряным веком, книга вполне может стать настольной. Ведь ее герои, помимо указанных выше — Блок и Гумилев, Есенин и Сологуб. Особняком стоят еще двое — Нина Петровская («Рената») и Самуил Киссин («Муни»). Именно их судьбы чисто эмоционально больше всего задели меня. Дело, видимо, в том что у всякого исторического ли, художественного, или литературного процесса всегда имеются свои герои и свои жертвы. Рената и Муни — жертвы символистов. Они приняли их стиль жизни, взяли за образец почерк их поступков и, по всей видимости, не обладая равнозначным талантом, сломали себе жизнь. Рената и Муни — это тот бульон который заварили себе литераторы Серебряного века, который кипел вокруг них и подпитывал того же Брюсова, А.Белого, да и самого В.Ходасевича. Continue reading
Одоевцева Ирина «На берегах Невы», — Москва: Художественная литература, 1989, 336 стр.
«На берегах Невы» — это, в первую очередь, книга о Гумилёве. Конечно, Одоевцева с присущей ей живостью дает здесь широкую палитру творческих, и не только, портретов основных литературных деятелей эпохи: от Мандельштама и Кузьмина, до Блока и Сологуба, от Анненкова и Лозинского, до Ахматовой и Ремизова. Но именно Гумилёв здесь настоящий и безусловный главный герой. Причем он главный герой не только этой книги, но и, пожалуй, главный герой всей жизни Ирины Одоевцевой, даже несмотря на её брак с Георгием Ивановым.
«Ученица Гумилева» — ключевая сентенция, суть самопределения и самоощущения автора. Именно отсюда родилось и выросло явление по имени Ирина Одоевцева. Конечно, начинала она как поэт, как автор отмеченной К.Чуковским и другими современниками «Баллады о толченом стекле». Думаю, что прирожденная картавость, а особенно бант сразу выделяли ее среди других молоденьких девочек, пишущих стихи: «Ни Гумилёв, ни злая пресса / Не назовет меня талантом. / Я маленькая поэтесса / С огромным бантом». Но настоящую славу ей принесла все же не поэзия, а именно вот эти самые беллетризованные мемуары. Думаю, именно они окончательно ввели Одоевцеву в каноничный круг представителей «серебрянного века». Continue reading
Одоевцева Ирина «На берегах Сены», — Москва: Художественная литература, 1989, 336 стр.
Первая «толстая» книга, которую я от начала и до конца не прочитал, а прослушал. Нет, конечно, я довольно часто и с огромным удовольствием слушал аудиоверсии самых разных произведений. Особенно в исполнении таких мастеров, как И.Смоктуновский, В.Зозулин, М.Казаков, Ю.Яковлев, Д.Журавлев и многих других. Но то всё были стихи, либо рассказы да повести. Однако полноценная толстая книжка в аудиоформате — первая в моем читательском (или будет правильнее сказать «слушательском») багаже. Начитана она Инной Сытник, которая справилась с задачей просто прекрасно.
Книга написана очень живо, хорошим литературным русским языком. Читается (слушается) легко. Как говорится — на одном дыхании. Весьма подкупает доброе отношение автора к своим героям, среди которых И.Северянин и К.Бальмонт, Дм.Мережковский и З.Гиппиус, Ив.Бунин и М.Цветаева, Г.Адамович и С.Есенин, Ю.Терапиано и Я.Горбов, да и многие другие, о ком вполне можно было ввернуть далеко не пару и совсем неласковых слов, причем вполне заслуженных. Но Ирина Одоевцева — добра! Она любит тех, о ком пишет, и по-настоящему ценит их вклад в литературу. Continue reading
Агата Кристи «Убийство в проходном дворе», «Зернышки в кармане», «Вилла ‘Белый конь’», «Тайна ‘Семи циферблатов’». — Москва: АСТ, 2002, 608 стр.
В настоящий том собраны, скажем прямо, не самые удачные произведения писательницы, которые даны к тому же и не в самом удачном переводе. Исключением, пожалуй, можно признать только «Зернышки в кармане», которые как по сюжету, так и по ряду столь любимых мною деталей быта, все же приближаются к классическим образцам английского детектива. В других произведениях было слишком много мистики, неправдоподобных и натянутых обстоятельств. Пересказывать их сюжеты особого смысла нет, большинство выветриваются из головы довольно быстро.
То, что я вообще взялся за чтение такого рода литературы говорит лишь об одном. История с коронавирусом слишком затянулась. Постоянный стресс, связанный с тревогой за бизнес, оставшихся в России близких, невозможность влиять на события — подталкивает к чтению вот такого рода «необязательной» литературы, дающей при этом надежду на то, что она позволит немного разгрузить мозги. После великолепного Жоржа Сименона, переведенного настоящими мастерами советской эпохи, мне казалось, что и бабушка Агата пойдет «на ура». Но, увы! Общий итог — разочарование. Continue reading
Жорж Сименон «Трубка Мегрэ», Москва: Мысль, 1981, 576 стр.
Книги Сименона в общественном сознании в основном проходят по жанру «развлекательная литература». А ведь это совсем не так. Я тут недавно узнал, что он многократно, и вполне заслуженно, по моему мнению, был номинирован на Нобелевскую премию. Кстати, в 1958, 1965 и 1970 гг., когда награда доставалась русским писателям, Сименон неизменно был одним из тех, кто составлял им конкуренцию.
В СССР его любили и часто переводили, причем не только и не столько ценя занимательность его романов, но и за их неизменный обличительный подтекст, «критику буржуазного строя», их «гуманистический характер», под которым понималось внимание к проблемам маленького человека, которому приходится туго в условиях западного общества и стиля жизни.
Романы о комиссаре Мегрэ, вошедшие в сборник, я читал еще в юности. А вот так называемые «социальные» вещи Сименона меня тогда не заинтересовали, и открыл я их для себя, по-настоящему, только сейчас. «Поезд из Венеции», «Льет дождь» и «Президент» — это не просто добротная проза. Это сильные, глубокие повести оставляющие по прочтении горькое послевкусие, но при этом пробуждающее светлые и добрые чувства. Там есть над чем задуматься, о чем погрустить и даже поностальгировать.
Вознесенский Андрей «Ты меня никогда не забудешь…», — Санкт-Петербург: Азбука, 2013, 288 стр.
В сборник вошли стихотворения поэта разных лет. Конечно же я много знал стихов Вознесенского и раньше. А еще раньше, наверное с 10-12 лет, завороженно слушал пластинки с его бесподобным авторским чтением. Но за этот сборник решил взяться именно по той причине, что захотелось припомнить «всего Вознесенского». Его ранняя поэзия носила все признаки гениальности. Шедевры появлялись один за другим до начала семидесятых: «Гойя», «Пожар в архитектурном институте», «Осень в Сигулде», «Параболическая баллада», «Тишины»… К тому же периоду относятся и такие превосходные стихи, как: «Не возвращайтесь к былым возлюбленным…», «Вальс при свечах», «Ностальгия по настоящему», «Песня акына», «Васильки Шагала», «Заповедь»… А потом… Потом Андрей Андреевич становится просто крепким, в чем-то даже замечательным стихотворцем. Но не более. Откровенно плохих стихов, во всяком случае в этом сборнике, почти что и нет. Но уже нет, пожалуй, и того юного гения, которого так полюбил и оценил Пастернак. Да, пошли песни, которые помнят и сегодня: «Миллион алых роз», «Рэгтайм» (‘Полюбите пианиста’), «Песня на ‘бис’», «Сага» (‘Ты меня на рассвете разбудишь’)… Но мне, как читателю, примерно к середине сборника стало, скажу честно, трудновато продвигаться дальше. Я увяз в нем, и лишь моя привычка не бросать чтение, позволила дойти до финала, где была боль его ухода, сформулированная напоследок в отличном стихотворении с таким же названием — «Боль».
Поляков Юрий «Веселая жизнь или секс в СССР», — Москва: Издательство АСТ, 2019, 576 стр.
За такое дурацкое название издателя стоило бы выпороть! Почти уверен, что изначально книга называлась просто «Веселая жизнь», но для обеспечения лучших продаж к заголовку присобачили «хвост». А ведь роман вообще не «про это». На самом деле, перед нами беллетризованные воспоминания, в которых и сам автор и все его герои легко угадываются за довольно прозрачными псевдонимами. Любой, кто хоть немного помнит литературную среду 1980-х, без труда узнают и Феликса Кузнецова, и Владимира Солоухина, и Эдуарда Асадова, и многих-многих других героев этой веселой, а у Полякова иначе почти и не бывает, книги.
Ранний Аксенов (в романе Полякова он назван Ваксеновым), частенько давал своим произведениям подзаголовки: «повесть с преувеличениями и сновидениями» или «повесть с преувеличениями и дополнениями». Подобным образом можно определить и жанр «Веселой жизни». Здесь много гротеска и, как сказали бы теперь, «дополненной реальности», которая, несмотря на это, вполне узнаваема. Как говорится, кто жил в то время — может подтвердить. Continue reading
Соловьев В., Клепикова Е. «Довлатов вверх ногами», — Москва: Коллекция «Совершенно секретно», 2001, 192 стр.
Вслед за «мемуаром» Валерия Попова решил прочитать еще одну книгу о Довлатове, о которой слышал весьма неоднозначные отзывы. Книжка эта — двухчастная. Первая часть — «документальная», вторая — «художественная». При этом, и от той и от другой остается довольно странное ощущение. Соловьев с Клепиковой действительно довольно хорошо знали Довлатова еще с питерских времен, а в Нью-Йорке так и вовсе были соседями. В этом смысле, открывающий книгу «Разговор соавторов», а также «Довлатов на автоответчике» и «Трижды начинающий писатель» содержат определенные небезынтересные оценки, а также описание каких-то эпизодов из жизни героя и его окружения, на которые авторы имеют некоторый мандат по праву очевидцев. Но нужно заметить, что концентрироваться они предпочитают на том, что представляет фигуру Довлатова как писателя-середняка, человека без всякого личного шарма, упирая, что именно так он сам к себе и относился.
А вот вторая, «художественная» часть меня совсем озадачила. Документальный жанр все же удерживал авторов в поле реальных событий. Назвав последующие произведения — «Призрак, кусающий себе локти» и «Post Mortem» — повестями, повествование в которых ведется от имени неких придуманных персонажей, В.Соловьев дал себе волю высказать о своих героях, в первую очередь о Довлатове и Бродском, которые названы, фактически, реальными именами, все то, что по-видимому не решался сказать прежде. Continue reading
Попов Валерий «Довлатов», — Москва: Молодая гвардия, 2015, 355 стр.
По поводу этой книги у меня осталось два недоумённых вопроса: почему она опубликована в серии ЖЗЛ и чем так насолил Валерий Попов наследникам своего героя, что они запретили цитировать его письма, а также использовать в книге какие-бы то ни было фотографии, на которых запечатлен Довлатов? Мемуар Попова весьма далек от биографического академизма знаменитой серии издательства «Молодая гвардия». И выйди он под другой обложкой, лично у меня вообще не было бы к этой симпатичной и, в целом, довольно доброжелательной к Сергею Донатовичу книге, ровно никаких претензий. По стандартам ЖЗЛ в ней многовато Валерия Попова, а вот для жанра воспоминаний — в самый раз. Мне показалось в ней ценным то, что писателя Довлатова мы видим глазами человека, который его знал достаточно хорошо в те далекие годы, когда будущий классик был еще в статусе вечно начинающего автора, бродящего по редакциям и мечтающего опубликовать хоть что-нибудь из своих, имеющихся на тот момент, еще довольно несовершенных вещей.
Поляков Юрий «Гипсовый трубач, или Конец фильма», — Москва: АСТ, 2008, 384 стр.; «Гипсовый трубач: Дубль два», — Москва: АСТ, 2008, 448 стр.; «Конец фильма, или Гипсовый трубач», — Москва: АСТ, 2012, 672 стр. (Роман в трех книгах).
Одна из самых остроумных книг, прочитанных мною. Хотя говорить «одна», про «Гипсового трубача», выходившего частями в течении нескольких лет, математически неверно. «Трубач» это даже не три полновесных тома, а десятки, если не сотни сюжетов и баек рассказанных друг-другу ее героями — писателем Андреем Кокотовым — автором серии любовных романов из цикла «Лабиринты страсти», публиковавшихся под псевдонимом Аннабель Ли и режиссером Дмитрием Жарыниным — снявшим в советское время гениальную кинокартину «Двое в плавнях», «смытую» по приказу брежневских партократов. Несмотря на то, что картину эту практически никто так и не увидел, факт «надругательства», которую учинила власть над высоким искусством, оказался достаточен для причисления режиссера к классикам кинематографа. И вот желающий тряхнуть стариной Жарынин и мечтающий наконец-то написать что-то стоящее Кокотов едут в дом творчества «Ипокренино» для того, чтобы сочинить сценарий нового фильма. В ходе работы над сценарием они оба пускаются в воспоминания, повороты задуманного сюжета рождают у них все новые и новые ассоциации, которые все дальше уводят соавторов от основной задачи, зато радуют читателя фантастически смешными, но при этом сатирически заостренными и очень узнаваемыми сценами из нашей жизни — современной и прежней, — советской, которые от такого преломления начинают играть всеми красками спектра, которые может дать только хорошая литература.
Газданов Гайто «Вечер у Клэр», «Ночные дороги», — Санкт-Петербург: Азбука-Классика, 2006, 414 стр.
Газданов в своих романах «Вечер у Клэр» и «Ночные дороги» скользит по волне памяти. Воспоминания о каком-то событии рождают у него все новые и новые ассоциации. Ассоциации эти, словно крючочки, связывают в единую канву всех действующих лиц, в большинстве своем незнакомых друг с другом. Мысли героя о происходящем теми же крючочками плотно пригнаны к описанию повседневности, которую не перескажешь, но которую при этом ясно чувствуешь. И не важно, кто перед нами, юный курсант, а затем боец терпящей поражение Белой армии, или потерявший родину шофер ночного такси, происходит ли действие на дорогах гражданской войны в России или же в предвоенном Париже. Но и там и тут мы видим перед собой достаточно одинокого, склонного к наблюдениям и к глубокой рефлексии человека. А еще мы видим вереницу лиц, характеров и судеб. Людей в основном несчастных, непонимающих, как с этим своим несчастьем справиться.
Но проза Газданова, пожалуй, не была бы мне настолько близка и интересна, если бы в ней не было темы утраты родины, эмигрантского быта, а еще ночного Парижа — города, в котором, я, как мне кажется, смог бы жить, сложись судьба несколько иначе. Continue reading
Гоголь Н.В. «Мертвые души», — Париж: Booking International, 1995, 411 стр.
Настоящая русская классика первого ряда. Тот самый случай, когда всё произведение гармонично от первой до последней страницы, все персонажи — яркие, запоминающиеся, живые, а все события, несмотря на фирменный гоголевский сарказм и сатиру, несмотря на несколько фантастический сюжет, представляются читателю максимально достоверными, а в своей совокупности и составляют, наряду с пушкинским «Онегиным», ту самую энциклопедию русской жизни первой половины XIX века из которой мы и черпаем свое представление о ней. А какие говорящие имена у героев — Чичиков, Манилов, Коробочка, Собакевич, Ноздрёв, Плюшкин! Не имена — а музыка, не проза, а поэма! Впрочем, именно этим словом, Гоголь и определил жанр своего произведения. А сколько речевых оборотов и афоризмов вошло в русский язык из «Мертвых душ»!
Писать в этом блоге подробно о произведении, включенном в школьную программу, тысячекратно описанном и откомментированом, — дело неблагодарное. Да и ненужное. Кстати, читал я его впервые — именно в школе. А вот перечитать снова довелось лишь сейчас. Continue reading
Катаев Валентин «Трава забвенья», — Москва, Вагриус, 2007, 416 стр.
А хороший писатель Катаев! Сначала для меня это было неочевидно. Слишком уж его творчество заслонялось статусом — статусом советского «литературного генерала», а также, мягко скажем, неоднозначными поступками, ставшими, увы, частью его образа. В прошлой жизни, которую называют детством, были у меня его «Сын полка» и «Белеет парус одинокий». А теперь вот взялся за мемуарную прозу и не пожалел. Проза эта странная. А для своего времени (1960-1970-х) еще и необычная по форме.
Но не зашифрованность персонажей, в большинстве своем легко угадываемых, не мемуарные подробности, присутствующие в воспоминаниях и других писателей, делают «Траву забвенья» и «Алмазный мой венец» значительными литературными явлениями. Написанные талантливо, они представляют собой взгляд художника на 1920-е — ранние 1930-е годы. В этих широких мазках, не всегда даже до конца фактологически достоверных, эпоха показана лучше, чем у многих дотошных мемуаристов или ученых мужей, обеспечивших свои труды ссылками на массу исторических документов.
Мандельштам Надежда «Воспоминания», — Москва: Издательство «Согласие», 1999, 556 стр. + XX стр.
Перед нами не просто воспоминания жены репрессированного поэта. Из всего что было сказано и написано о 1930-х — именно эта книга достойна внимания самого взыскательного читателя. Ведь в ней Надежда Мандельштам не только говорит о событиях, свидетелем которых она была. Она ведет прямой и честный рассказ об эпохе, в которую довелось жить поколению, предпринявшему попытку сформулировать собственные этические нормы, с неизбежностью приведшие его к краю духовной катастрофы. Как показала история, выход из этой катастрофы стал возможен лишь через трагедию Великой Отечественной и связанные с ней испытания.
«Воспоминания» написаны рукой большого писателя и мыслителя. Мастерские описания событий сочетаются с глубокими обобщениями и размышлениями. Вереница запоминающихся образов: советских литераторов, чиновников, следователей, простых людей, дает широкую картину типажей, характеризующих, пожалуй, самое трудное десятилетие советской эпохи. Continue reading
Кублановский Юрий «Долгая переправа», — Москва: Б.С.Г.-Пресс, 2017, 256 стр.; Кублановский Юрий «Долгая переправа», — Москва: Б.С.Г.-Пресс, 2019, 272 стр.
Поэзия Юрия Кублановского стала моим постоянным спутником. К его стихам я возвращаюсь регулярно и последовательно в течении всего последнего десятилетия. Таким поэтом, чьи книги оказывались всегда под рукой, раньше был Иосиф Бродский. Изменилось время, изменился и я, изменились приоритеты и литературные вкусы. То что меня восхищало в Бродском — мастерское владение словом, жонглирование размером и стилями, неожиданные рифмы, переносы и даже сознательный допуск в поэзию заведомо сниженной лексики, — все это в полной мере есть и у Кублановского. Но в отличие от Бродского он — тёпл, а не холоден, он — отзывчив, а не безучастен, его свежесть и новизна укоренены в традиции, а поэзия Бродского похожа на прекрасную, но срезанную розу лишенную корней, в которой хотя и почти не виден, но уже присутствует ген тленья. Кублановский по-русски национален, а не отстраненно космополитичен. У Бродского и тепло, и отзывчивость тоже есть, но разлиты они главным образом в ранних стихах, особенно написанных в период ссылки в Норенской.
В сборник «Долгая переправа» вошли стихи Юрия Кублановского, написанные в новом XXI веке. Несмотря на то, что за основу взят простой хронологический принцип, иными словами все стихи расположены подряд, по мере их рождения и написания, у читателя складывается ощущение продуманной композиции. Наверное, это закономерно. Ведь сборник, по сути — логичное и последовательное отражение жизни поэта. Нет, это не поэтический дневник, это именно зеркало, посмотрев в которое можно увидеть те внутренние переживания, мысли и чувства, которые затем преобразовывались в строки и строфы. В них можно увидеть Кублановского которому слегка за 50, и его же, нагруженного новым опытом и думами, спустя 15 лет. Continue reading
Александр Солженицын «Красное колесо. Узел III. Март семнадцатого», — Москва, Военное издательство, 2009: Том 5, 712 стр.
Великая книга с несчастливой судьбой. Именно так можно охарактеризовать эпопею в целом. Но моя заметка — о первом томе «Марта», охватывающем события с 23 по 27 февраля 1917 года. «Март семнадцатого», пожалуй, самая динамичная часть солженицынского «Красного колеса». Главки постепенно становятся все короче, события убыстряются и меняются как в калейдоскопе. Основные сюжетные линии, действующие лица, описание событий — максимально достоверны. Охват всего того, что происходило в те судьбоносные для России дни, поражает своим масштабом, психологизмом и доскональной точностью.
И при всем при этом литературные вершины, которые вполне можно отнести к лучшему из написанного отечественными авторами ХХ века, сменяются обидными провалами. К вершинам я отнес бы все так называемые «царские главы», главы посвященные министру Протопопову, полковнику Кутепову, Родзянке, генералу Алексееву, бунту волынского полка, а также главы в центре которых многочисленные уличные сцены мятежного Петрограда и всего того, что происходило вокруг Думы и Таврического дворца. А вот линия Воротынцева, его метания между двумя женщинами, не просто не удалась. Главы эти меня сбивали и раздражали какой-то своей неуместностью. Идея автора понятна. Солженицын хотел показать что помимо захвативших Петроград событий, обычная жизнь обычных людей продолжалась. Они все так же любили, страдали и потому слабо замечали то, что происходило вокруг них. Но и другие главы, в которых действуют выдуманные персонажи — Вероня, Фанечка, Сусанна, Ликоня, да и Саша Ленартович, увы, неудачны также. Жаль, что Солженицыну не хватило уже сил и решимости, в те дни, когда он готовил последнюю редакцию эпопеи к печати, безжалостно пройтись по тексту и значительно переработать, а быть может и выбросить эти провисающие линии в утиль. Continue reading
Ефимов Игорь «Нобелевский тунеядец (о Иосифе Бродском)», — Москва: Захаров, 2005, 176 стр.
От книги осталось ощущение что она была слеплена на скорую руку. Впрочем, пишет об этом и сам автор: «…трудно взяться за такую работу без толчка извне. Таким толчком для меня явился горячий интерес, проявленный моим издателем Игорем Захаровым. Это он произнес вслух то решительное ‘пора’, которое заставило меня извлечь из личного архива папку с надписью ‘Бродский’ и превратить ее в книгу». В этом смысле И.Ефимов не лукавит перед читателем, а прямо и честно предупреждает в предисловии, что перед нами не столько книга о Бродском, сколько подвергшаяся минимальной обработке папка с документами, статьями, письмами, фотографиями в той или иной степени связанными с поэтом.
Книга разделена на три части (папки), в которые в хронологическом порядке и были разнесены материалы. Поскольку все материалы эти довольно разные по своему качеству и значимости, возникает ощущение винегрета. Интересная, продуманная, хотя и не бесспорная статья «Солженицын читает Бродского», зажата между письмами А.Найману и выступлением автора на презентации. То же и с любопытной статьей «Крысолов из Петербурга», которая с двух сторон окружена письмами Ефимова Бродскому, Раде Аллой и Льву Лосеву. Continue reading